От Дальнего Востока до Германии

наши ветераны

Продолжение.

Начало в № 21.

1944 год. Привезли нас в г.Владимир Волынской области. Ждали наступления. Каждый день кого-нибудь увозили. Я оказался в 973-й Отдельного батальона связи 78-го стрелкового корпуса 52-й армии.

Через несколько дней вступили на территорию Польши. На границе нас учили, как вести себя в Польше. Называть будут панами. Ничего не брать, не хулиганить. В Польше нас поставили на постой к бедному крестьянину. Дали сухой паек. Хозяева питались в основном капустой, картофелем, огурцами. Хлеба ели очень мало. Мы часто делились с ними хлебом. У них было двое детей. Овощи они сами выращивали, а хлеб покупали.

Нам было все интересно. Сходили в польский костёл. Прихожане сидят, читают молитвы…

Однажды у нас не хватило пайка до срока. А в соседях жили две старушки. Они хорошо говорили по-русски. Я спел украинские песни (выучил в госпитале от украинских парней). Им понравилось. Потом спел молитву «Отче наш». Они были восхищены и удивлены, откуда я такой молодой знаю молитвы. Я сказал, что научился от отца. Нас посадили за стол, накормили и еще приглашали впредь приходить, что мы и делали.

Еще до Польши меня зачислили в кабельно-шестовую роту. Командиром был Шинка-ренко. Познакомились. Вышли на улицу. Там много индюков. Я запел украинскую песню. Всем понравилось. В строю пел строевую. Везде я находил друзей. Ко мне шли, к песне. Приходили, помогали.

Первые дни января 1945 года после боев за Корсунь дали двойную связь: шестовую для морзянки и кабельную для переговоров. Меня прикрепили напарником к младшему сержанту Балашову Владимиру, бывшему коммутаторщику, москвичу. Вырыли яму 2х2. Сделали три наката из сосен. Находились в сосновом бору. Досталось крепко нам. Шестовая падает от взрывов. Как налет, так беги на линию. Артиллеристы ночью прибывают, окапываются, днем только
головы показывают, а мы ползаем под огнем.

10 января 1945 года нужно было сопровождать офицера до следующей контрольной станции. Володя отправил меня: «Только остерегайся чистого места». Побежали, пришлось дважды отлежаться в воронках. После 3-го только успели забежать в блиндаж к минометчикам, упал снаряд у входа и не взорвался, только зашипел. Долго боялись шевельнуться. В блиндаже было

6 человек да нас двое. Спасибо немецким рабочим за снаряд. Он не взорвался.

Наш корпус первым ступил на территорию немецкой Силезии и стал называться 78с/с к (Силезский стрелковый корпус).

Когда мы вошли в немецкий дом, большой двухэтажный, еще играло радио на немецком языке. Во дворах были наши люди, работавшие у хозяина дома. Полно свиней. Мы осмотрели дом, набрали в вещмешки продукты, консервы, на чердаке взяли окорок. Еды было много всякой. Немцы бежали, испугавшись, всё оставили. Из вещей мы ничего не брали.

На реке Одер мы были с Иваном Бондаренко из Оренбургской области. Это было в феврале. Мы стояли на плацдарме напротив города Бунслау. Начался ледоход. Все мосты и линии связи унесло. С той стороны машут, показывают вверх по реке. А у меня напарник заболел, пришлось унести его в сарай и оставить там. Когда вернулся назад, увидел лейтенанта с людьми. Говорю им: «Давайте, бухту тащите за мной. Я дам хотя бы корпусную». Была у связистов ещё связь по воздуху — сосна на сосну. По той стороне реки, смотрю, тоже идут. Нашли линию. Я решил отрезать армейскую на метров двести, залез на сосну. Обе линии положил на сук и стал объяснять, как сохранить кабель на льдинах. Риск был. В течение около часа связь была прервана. Получили приказ — мотать. Это уже делал Иван, ему полегчало. А я заснул. Заходит комвзвода Кононенко, спрашивает: «Почему боец спит?». И тут Шинкаренко заступился: «Не трогайте его, он устал». Я потом получил медаль «За отвагу».

Плохо было в деревне связь держать. Особенно, когда стреляли из миномётов. В какие только ситуации не попадали, пока налаживали связь!

7 мая 1945 года наш корпус прорвал немецкую оборону и пошёл в наступление. 8 мая наша контрольная была в немецких окопах. Вечером слушаю разговор между комдивом и командиром корпуса генерал-лейтенантом Акимовым. Комдив спрашивает: «Товарищ генерал-лейтенант, в Берлине, может, уже подписывают. Мне жалко поднимать на штурм, жалко каждого бойца!». Акимов спрашивает: «Сколько?». Ответ: «Сколько можете». И вот ночью загрохотало. Это наши пошли в сторону города Гёр-лиц. 24 машины — «Андрюшки». Это почти «Катюши», только снаряд набалдашенный. Под утро нам приказали контрольную закрыть, идти в Гёрлиц, чтобы снимать линию в городе.

В городе слышно «Ура!». Ваня говорит: «Наступают», а ему: «Может, война кончилась?». Артиллеристы нам: «Эх, вы, связисты! Мы раньше узнали». Мы выпили по стакану, обнялись и быстрей к своим. Наши там тоже обнимаются, целуются, стреляют в воздух. Все опьянели быстро. Бежит ординарец ком.роты, приказывает строиться. Сильно пьяных повезли на повозках. И прощай, Гёрлиц!

11 мая 1945 года. Город Люберцы. Чехословакия. Нас хорошо встретили. При входе в город один хозяин пивной сам пригласил нас, подал по кружке пива.

На площади города наши танкисты вели бой с теми, кто не хотел сдаваться.

На постой нас троих определили на частную квартиру. Меня ошеломила чистота. Столы белые из мрамора, койки заправлены высоко. Я говорю ребятам: «Стыдно такими грязными заходить». Сняли с себя всё, осмотрели друг друга, вшей убрали, сколько нашли. Стали умываться холодной водой во дворе. Вышел хозяин, пригласил в дом. Хозяйка приготовила тёплую воду, таз. Мы по очереди помылись. Нам приготовили ужин. Хозяева пригласили старушку, которая раньше жила в России и немного говорила по-русски. Пообщались. Когда легли на кровати, буквально утонули в перинах. Сами хозяева ночевали в сарайчике.

Утром хозяин надел чёрный
костюм, галстук, сел на велосипед и уехал. Мы спрашиваем: «Куда это он такой нарядный?». А старушка поясняет: «На окраину города огород копать. У нас все так ездят по городу. У него с собой комбинезон ещё есть».

Днём пошли в город. В центре гуляют девушки в плавках и лифчиках. Идут, смеются. Я подумал: «Если у нас так будут бабы ходить, все решат, что с ума сошли». И ещё меня удивила вот какая картина. Молоко местные возили во флягах. Оставляли на телегах на улице и уезжали. Вечером приходила машина и увозила все фляги. Я поинтересовался у хозяина про эту систему. Он объяснил, что каждое село везёт молоко и даже излишки. Недостачи никогда не бывает.

Прожили мы у этих гостеприимных хозяев целый месяц. Потом ехали и шли из Чехословакии в город Луцк (Украина). Там пробыли дней 20. Оттуда нас, 12 человек, отправили в Шепетовку. Прибыли ночью, улеглись на крыльце разрушенного здания. Утром проснулись, а вокруг нас толпа народа. Оказалось, мы стали первыми вестниками мира. До нас тут был лагерь французов, которых после освобождения отправили в Одессу. Жители спрашивали, нет ли у нас что-нибудь из одежды. У нас, конечно, не было.

Установили связь в будущем здании корпуса под руководством ком.роты. Перешли на нормальную мирную службу. Учёба. Наряды. Командировки. Меня назначили экспедитором. Мы возили грузы на трёх машинах из Львова и Дрогобыча, где стоял штаб армии.

Однажды ехали с грузом через г.Корец. Это на старой границе. Остановились около монастыря. Шофёр одной из машин предложил перелезть через забор и набрать яблок. Напарник забрался на яблоню, стал кидать мне яблоки. Вдруг слышим: «Берите, берите, сколько хотите, только ветки не ломайте. Славка спрыгнул. Перед нами, как привидение, стоит монашка — вся в чёрном, только воротник белеет. Улыбается, подаёт нам яблоки. Мы извинились и быстрей бежать.

Это был последний рейс.
Через несколько дней опять командировка. 11 солдат во главе со старшим лейтенантом двинулись по направлению Тернопольской области, в район Лановцы для оказания помощи по заготовке сена для лошадей корпуса. Заготовить надо было порядка 10 тонн.

Приехали в Лановцы, нашли сельскую раду, получили бумажки-требования и разбежались по деревням. Нам объяснили, что нужно быть очень осторожными, так как идёт внутренняя война с бандеровцами. Мы были снабжены автоматами и «лимонками». Всё шло благополучно. Только один раз наш человек ночью разбудил нас выстрелами. Оказалось, его хотели «снять», а нас перерезать. Когда местные поняли, что мы их не трогаем, а сено всё равно придётся сдавать, перестали нас беспокоить.

В Украине нас принимали по-разному. Однажды приехали в село. Людей в домах нет. В каждой хате чисто, полы покрашены. Оказывается, у них праздник престольный, служба в церкви идёт. Отзвонил колокол, люди разошлись по домам. Мы раздали им бумажки-требования, в которых указано было, кто и сколько должен сдать сена.

В последнем доме нас посадили за стол, угостили так, что мой напарник быстро опьянел. Слышим, из дома напротив церкви доносится песня «Катюша». Удивительно было слышать в Западной Украине песню на русском языке. Я завернул в тот дом, поставил коней, постучался. Сидят три попа и ещё один человек в чёрном костюме. Мне стало неудобно. Человек в костюме проверил мои документы и пригласил за стол. Они рассказали, как церковь работает. Тот человек, оказалось, приехал из района, уполномоченный по делам церкви.

Операция по оказанию помощи сельской раде закончилась. Меня назначили старшим по приёмке сена в заготпункт на станции Лановцы. Директором по госзаготовке там был некто
Черняк. Я узнал, что он числится бездетным, а у него есть сын, который командует сотней. Я спросил: «Почему отец такого сына (бандеровца) заведует заготовкой?». Он промолчал. Потом люди мне объяснили, что другого ставить сюда нельзя. До него другой был, так село горело. А при нём всё нормально.

14 октября 1945 года в Лановцах был престольный праздник. Идём по улице втроём. Друзья мои с оружием, у меня шинель нараспашку. Заходим в старый низкий дом. Там поют, горят лампы. Человек в милицейской форме вытаскивает наган. Я быстро с ним расправился, отобрал наган. Все присутствующие стали меня обнимать, благодарить.

На следующий день приехали работники милиции и попросили вернуть наган. Я не согласился. В отделе милиции в ситуации разобрались, меня поняли, того сотрудника уволили. Он сам потом меня благодарил, говорил: «Хорошо, что мы не поубивали друг друга».

Сено приняли. Всё было благополучно. Я ещё потом ездил по сёлам, меня не трогали, ведь я был другом отца Черняка.

После возвращения с сенозаготовок мы поехали в деревню в 8 км от Шепетовки на заготовку сухостоя. Кроме этого нарубили для себя дров 4 воза. В деревне дрова никто не покупал. Кое-как одна старушка купила воз за 300 рублей, а бутылка горилки стоила 100 рублей…

Наступил 1946-й. Пришёл февраль. В стране готовились к выборам в Верховный Совет СССР. Нашим кандидатом был С.М.Будённый. Мы налаживали связь. Бан-деровцы постоянно что-то учиняли. Кроме них объявилась ещё одна банда под названием «Чёрная кошка».

Накануне выборов мне поручили сопровождать начальника штаба корпуса во Львов. Поезд, который мы ждали, опоздал. Оказывается, по дороге из Киева его остановили и ограбили всех пассажиров. Рассказывали, что пассажиры под дулом оружия сами вынесли чемоданы. Жертв, к счастью, не было. Это действовала «Чёрная кошка». Во Львове был взорван вагон с красным материалом. Спилено много телеграфных столбов.

В день выборов было разрешено гулять по городу до полуночи.

Перед самой демобилизацией в результате неправильных действий (ошибочно залил в бак машины вместо бензина воду) получил 10 суток ареста — впервые за все годы службы.

В марте 1946 года вышел указ о демобилизации третьей очереди.

Я был демобилизован 15 мая 1946 года.

Прощай, Украина! Прощай, Шепетовка! Прощайте, друзья!

Ехали специальным эшелоном «Львов — Новосибирск» по южной дороге. В Киеве я встретил случайно Загваздина, со мной вместе призывался в Салехарде, радист. Он слез с эшелона и уехал в Тобольск через Москву на пассажирском поезде. В Кургане утром обошел эшелон, искал земляков. Никого не нашел, кроме одного из Ханты-Мансийска, одного из Березово. В Омске встретил Якова Пахомова и Сенькина, брата Тишки. Его жена работала кассиром. Он демобилизовался по ранению. Спросил о Тишке, говорит, что жив.

Утром стали покупать билеты, нам дали 4-й класс на К. Либкнехта. У нас из части

— литера 3 класса. И вот мы, т. е. сержант из Ханты-Мансийска и я, увидели — плавает на маленькой лодке мальчик. Попросили его, он довез нас до борта парохода. Мы поднялись и зашли в боковую дверь 3 класса. Когда началась посадка, на наши места стали претендовать. Мы не ушли, велели обратиться к капитану. Это были муж с женой. Пришел капитан Зубарев, велел слезть. Мы говорим, что у нас литера 3 класса, найди им место. Он говорит: «Пошлю матросов, вас выбросят». Пришли матросы, стали делать попытку нас стащить, но не тут-то было. На шум пришли солдаты. Сказали: «Попробуйте, мы вас вместе с капитаном сами свяжем». На этом все закончилось…

Фото из архива «СП».

30 мая 2015 года № 22

«Северная панорама». При использовании материалов
ссылка на «Северную панораму» обязательна.